Они долгих четыре года находились среди «философии смерти» вместо «философии жизни», никто из них не хотел умирать, но все были готовы сражаться до последней капли крови. Каждый из тех, кто шел в атаку, бросался на амбразуру танка, горел в нем, умирал от голода в концлагере, надеялся вернуться домой. Не всем обратный путь был предначертан судьбой, но Память должна запечатлеть каждого.
Шумно, людно, гармошка играла…
Гармошка призывно звала на круг, девчата пели песни, парни, перешептываясь, поглядывали на них. Народу набралось столько, что улица превратилась в живую, разноцветную и полноводную реку – все спешили к месту, где было празднично и людно. Обещали какие-то там сюрпризы, всем хотелось на них взглянуть. Оказалось, самолеты прилетели – вот так невидаль! Всем хотелось дотронуться до «крылатой» диковинки - обычных «кукурузников» (бипланы, которые предназначены в качестве награды для передовиков производства). Потом уже и другие могли подняться на них в воздух. Казалось, веселью не будет конца – посевная кампания завершена, можно и передохнуть. И вдруг как гром среди ясного неба – война! Словно невидимая стая коршунов зашумела крыльями, налетела на толпу. Все враз притихли, а потом заговорили, зашумели:
- Как война?! Быть такого не может!
- Мы же договор с германцем подписали! Неужто нарушил его немец?!
Где-то заголосили:
- Как же та-а-ак? Кто ж останется с нами, бабоньки-и-и-и, коли мужиков на войну проклятущую заберут? А если и до детей черед дойдет, что тогда-а-а-а? Не пущу, не пущу их на смерть!
И тут же плач разнесся в разные концы, его подхватили, передавая как эстафетную палочку, по кругу. Кто-то из мужиков цыкнул:
- Да хватит вам, чего раскудахтались! Еще непонятно, кого возьмут на хронт, а кого и оставять. Чего раньше время голосить, чай никого не схоронили…
Его поддержали:
- Да мы с немчурой быстро справимся! Шапками забросаем. К зиме как пить дать домой вернемся!
- Ага. Финску выграли, и германца побьем…
Но в душах поселилось смятенье, в глазах – тревога. А ну, как правда всех подчистую заберут, хто хлеб будет убирать?
Вечером того же дня молодежь собралась на пятачке за околицей Оконешниково: Нина Захарова, Ваня Парамонов, Миша Кривоносов, Нина и Маруся Павловы… Ни о чем говорить не могли, как о войне. Сказали решительно:
- Пойдем на фронт добровольцами.
А наутро отправились в военкомат, да только от них отмахнулись, заметив хмуро:
- Идите домой воевать с кастрюлями…
Но юноши и девушки не сдавались:
- Да что ж это такое?! Мы тоже можем быть полезными!
- «Навоюетесь…», - в точности повторила интонацию военкома одна из девчонок, чем до слез рассмешила остальных. Знали бы они, что скоро и им будет не до смеха. Но это все впереди. А пока они продолжают обивать пороги.
«Тайфун» забрал Мишку
Первым повестку получил Миша Кривоносов. Ему хоть и было семнадцать лет от роду, зимой он уже работал учителем в школе, а летом пас коров. На фронт его брать не хотели: возрастом мал, да и росточком не вышел. Но настойчивость мальчишки сделала свое дело: через несколько дней вручили повестку. Времени на сборы было немного, положил в походную котомку мыло, полотенце, да продовольствия на три дня. Вот и вся недолга. Мать украдкой смахивала слезу, поглядывая на вдруг повзрослевшего сына. Присели на несколько минут, как и полагается перед долгой дорогой, а потом сразу все засуетились, вышли из дома. Провожали Мишку всей родней, а вместе с ними и его любимая собака со странной кличкой – Розка. Псина была привязана к парню, выбежала за ограду, встала на задние лапы, уперлась передними в грудь, и начала поскуливать, заглядывая в глаза, словно навсегда прощалась с хозяином. Напоследок лизнула его в щеку и убежала, скрылась из виду, как будто не желала показывать всем свою печаль.
Мишку взяли на фронт раньше положенного с таким расчетом: пройдет курс молодого бойца, повзрослеет. Пока был на своего рода учебе, письма домой писал часто. Да и с фронта слал весточки: мол, жив-здоров. Последняя пришла в октябре 41-го, а 7 декабря прилетело известие: Михаил Кривоносов пропал без вести. Мать запричитала, но ее успокоили:
- Пропал, не значит погиб. Помяни наше слово, вернется, мы еще на его свадьбе плясать будем.
…Битва за Москву началась 30 сентября 41-го, а 5 декабря того же года – контрнаступление под кодовым названием «Тайфун». Это сражение стало решающим для защитников столицы. Сибирский паренек попал в такую круговерть взрывов, что трудно остаться не только невредимым, но и живым. Противник давил своей мощью. Для Мишки день начала отражения атак фашистов стал последним, когда он видел небо. Дальше наступила кромешная темнота и небытие. Вернее, ему пытались вернуть жизнь, но…
Миша со всеми вместе поднялся в очередную атаку, но что-то острое вонзилось ему в голову, обожгло огнем, забрало сознание. Он упал. Сколько лежал – никто не может сказать. Время для него остановилось. Уже без него кричали «Ура-а-а-а!», шли на врага со злостью – «Получай, гад!». А он продолжал лежать до тех пор, пока его не подхватили девичьи руки сестрички, вытащили с поля боя и доставили в медсанбат. А вскоре начался сильный минометный огонь. Фашисты целью выбрали и санчасть, в которой находился Мишка и другие раненые. Вскоре она была вся охвачена пламенем, спастись удалось немногим…
А мать все ждала и надеялась. Пока не пришло письмо от друга сына – Пети Кукшина. Он и рассказал, что случилось с Мишей Кривоносовым. Потом и его самого не стало. Война.
Над ними «мессеры» кружили
А Нина Шевченко с друзьями продолжала ходить в военкомат. Уже всех добровольцами отправили на фронт, осталась она с Марусей Павловой. Последняя так и не дождалась повестки, ее проводили в последний путь позже, когда подруга была на фронте.
Нину пригласили в военкомат. Она вошла в кабинет военкома, там сидела незнакомая девушка. Это была Валя Белоногова – учительница из Камышино, на год старше девятнадцатилетней Нины. Военком посмотрел на девчонок, произнес:
- Вам бы замуж, детей рожать, мужу щи варить… А тут такая заваруха. Война не для девчат, но все же вы нужны там.
Он посмотрел в глаза девушек, те не отвели взгляд, уверенно произнесли:
- Мы готовы, справимся.
На следующий день собрали необходимые вещи. Захар – отец Нины, посадил девчонок на подводу. Мать заплакала:
- Куда ж вас несет, неужто девчата должны воевать?!
Нина едва сдерживала слезы, но не показывала виду, что ее тоже пугает неизвестность – не хотела расстраивать маму.
- Н-но! – тронул вожжи Захар. Лошадь медленно двинулась, начиная отсчет километрам войны. Нина смотрела на удаляющийся от нее дом, маму, которая застыла возле калитки. Она становилась все меньше и меньше, пока совсем не скрылась за поворотом. Из груди вырвался толи вздох, толи всхлип.
- Ничего, подруга, скоро свидитесь, - успокаивала ее Валя. – Война ненадолго.
В Омске их тут же отправили в баню, дали гимнастерку и сапоги, в тот же день эшелон увозил их на фронт. В теплушке девчат было много, не меньше и парней. Они сыпали шутками, поглядывали на девушек – дорога дальняя, мысли плохие в голову не лезли. Каждый был уверен в скором возвращении домой. После Победы Нина Захаровна как-то обмолвилась, что те парни у нее всегда стоят перед глазами: молодые, красивые, а главное – живые.
Полмесяца эшелон был в пути. Канонада, взрывы, грохот возвестили о том, что добровольцы подъезжают. Вышли прямо в бой.
- Ой, мамочка, что же тут творится! – закричали вразнобой девчонки. Страх и ужас сковали сердце и движения. А тут отступление! Как искать свою часть?! Растерянность, паника, крики… Капитан, ехавший с девчонками, постоянно повторяет:
- Девчата, миленькие, родненькие, только не растеряйтесь, держитесь меня…
А девчат больше сотни, как тут «держитесь меня»? Да еще когда каждая минута может стать последней в жизни? Это потом они привыкнут – на войне и не такое бывает. Но тот первый день на фронте Нина никогда не забывала. Все бегут, и она с Валей. Вдруг налетели «мессеры», словно огромная стая коршунов, несущих смертельную опасность, от них отделялись маленькие точки, которые увеличивались в мгновение ока. Чем ближе приближались к земле, тем больше слышался вой, а потом - взрыв. Земля вздыбливалась, стонала.
- Ой, мамочка-а-а-а! - снова вскрикнула Нина и потянула за руку подругу. – Давай, бежим во-о-о-о-н к тому лесочку, укроемся от бомбежки.
Валя не то что бежать, шевельнуться не может:
- Беги одна! – слышит сквозь грохот Нина, чуть не плача добавляет: - Ноги стерла.
А вокруг бомбы рвутся. Что делать.
- Давай быстренько портянки перемотаем! Не брошу тебя одну, или вместе укроемся, или…
Кое-как перемотали портянки, добежали до леса, переждали бомбежку, а потом пошли искать свою часть.
Девчонки стали зенитчицами 736-го зенитно-артиллерийского полка. Рядом с Ниной и Валей в одной батарее била врага и Варя Дворцова из Пресновки. Все трое дошли до Румынии, здесь и встретили Победу. Им посчастливилось вернуться домой, на пороге обнять родных. Шапками германцев, как думали, забросать не удалось. За мир была заплачена слишком высокая цена, причем не только военными, но и мирными жителями. Бывшие зенитчицы пытались забыть ту страшную войну, которая принесла столько страданий, но не получалось. Часто ночью в темноте они вновь и вновь слышали:
- Наводка… Огонь!..
И хвост самолета окутывал черный дым, а девчонки ликовали, кричали от радости, обнимали друг друга.
…Не всем удалось вернуться с той войны. Из батареи, в которой воевала Нина Шевченко осталось только 16 человек…
Светлана СУББОТИНА
На фото: Михаил Кривоносов, 1941 год.
| |
