15 февраля в нашей стране будет отмечаться День памяти воинов-интернационалистов и вывода советских войск из Афганистана. В 1989 году правительством Советского Союза был окончательно выведен ограниченный контингент войск с территории данного государства. Эта страшная война, о которой вначале молчали, принесла горе и боль во многие семьи, в том числе и оконешниковские.
Сегодня мы публикуем материалы журналиста районной газеты «За урожай» Светланы Субботиной, которые вошли в сборник «Время выбрало нас-4», посвященный 30-летию вывода советских войск из Афганистана. Книга выпущена Омской общественной организацией ветеранов при финансовой поддержке Правительства Омской области.

Сашка, Петька и подруга Память
Теплым вечером Сашка присел на крыльцо родительского дома, посмотрел вокруг: красота-то какая! В закатных солнечных лучах багрянцем отливала листва.  Она казалась прозрачной, издавала запах лета, что-то шептала. Вдруг Сашка услышал вкрадчивое:
- А помнишь…
Он взмахнул лениво рукой, словно хотел отогнать предстоящий разговор.
- Ну что ты опять начинаешь, - буркнул он Памяти. – Не хочу об этом думать, вспоминать, говорить… Все давно  в прошлом.
-  Зачем себя обманывать… Да и меня тоже… Я все про тебя знаю… Не можешь ты вычеркнуть из своего сердца ту войну и Петьку. Только вот зря себя казнил  столько лет. Не было твоей вины в том, что считал его погибшим. Ты себя терзал, как выяснилось, напрасно. Разве можно на себя брать ответственность за жизнь другого. На войне так не получается…
- Откуда тебе знать… Тебя там не было…
Он сказал эти слова с какой-то злостью. И осекся. Как это не было?! Откуда тогда все живет в моем сердце? Разве это не она со мной ходила по горным тропам, вступала в бой с душманами, хоронила друзей?…
- Ладно, извини, не прав, - произнес Сашка, обращаясь к Памяти. – Черт с тобой, давай побродим…
Ирина – жена, приоткрыла двери:
- Саш, пойдем ужинать.
-  Позже…
Не мог он сказать, что его снова побеспокоила Память, ему предстоит долгая с ней беседа.
- Слушай, друг мой Сашка, неужели ты и в самом деле не догадывался тогда, куда вас направляют.
- Откуда ж нам было знать? Сначала направили на заставу Стрельникова, там и учебку проходил. А потом…
Пограничников собрали в зале. Комполка внимательно посмотрел на каждого, словно хотел запомнить их такими, какие они есть, потом предложил:
- У кого есть желание сменить место службы?
Но даже не намекнул, куда может забросить судьба практически пацанов, которые в жизни пороха не нюхали.
Ничего не подозревающие новоиспеченные пограничники подняли лес рук. Но не все прошли отбор, а только невысокого роста, коренастые, физически подготовленные.  Группу военнослужащих привезли в Ташкент. Здесь Сашка встретил родственника - дядю Сашу Васильева, кадрового офицера, который не очень-то и  обрадовался встрече с племянником: ему было известно, куда направят молодых солдат. Как раз несколько месяцев назад советские войска ввели в Афганистан,  там ведутся активные боевые действия, в том числе и широкомасштабные, уже были и первые погибшие, вернувшиеся на Родину в цинке.
- Тебе, Сашка, чего на границе не служилось, - произнес угрюмо полковник.
- Так хотелось еще где-нибудь, - улыбаясь, заметил Александр Бакаев. – А ты чего такой хмурый, дядь Саш? Как будто на войну провожаешь. Так нет же ее давно. Отслужу положенные два года и вернусь домой.
…Солдат набилось в самолет, как селедки в бочку – теснота неимоверная. Всего час летели из мира на войну. Всем было безумно интересно, что ждет впереди? А дома ждали весточку от сына и внука, но в почтовом ящике ее не находили. Все терялись в догадках – что случилось?  Про войну в Афганистане никто нигде не говорил, все было засекречено. Родители места не находят: где их Сашка? Последняя весточка от сына была из Ташкента. Мать – Антонида Михайловна, куда только не обращалась, в какие двери не стучалась, тщетно: ей никто не мог сказать, где в настоящее время находится солдат.  Но утверждали: все у него хорошо, служит. Дед Михаил решил ехать.
- На месте все узнаю, - резюмировал он. –  Мне наш полковник поможет, родня как-никак…  
Михаил Федорович Бакаев прошел с боями всю Великую Отечественную войну, верил, что без известий не вернется: неужели ветерану откажут в просьбе? Но узнать ничего не удалось. Александр Васильев хоть и знал где племянник, но даже не намекнул. Сказал лишь:
- Поезжай дядь Миша домой, ты все равно его не увидишь, далеко он.
…И снова память заговорила с Сашкой:
- Вас тогда в неизвестность отправили, не подготовленных к военному времени.
- Да уж… Приехали, ни одного барака. Даже постельного белья не дали. Обстановка крайне непривычная: днем жара, ночью холодно и летучие мыши одолевали. И с провиантом проблемы. Один раз в месяц сбрасывали на вертолете хлеб, мы его сушили на сухари, чтобы не зацвел…  Тишина бывала редко, все время что-то дымилось, взрывалось… Машину кидало на воронках так, что она чудом оставалась цела. А температура воздуха днем накалялась до таких градусов, что вода во флягах закипала…
- Помнишь тот бой, когда твой друг Петька погиб, - прошептала Память.
Сашка немного помолчал.  Трудные воспоминания с примесью горечи и боли он старался не пускать наружу. А тут яркие картины, как на широком экране кинотеатра, вдруг вырвались. И тут же поплыли кадры, когда рота попала под обстрел душманов.  Спустя годы Бакаев понял, откуда у них такое современное и мощное оружие, а тогда думали: им проще, они у себя дома знают каждую тропинку в горах, каждую пещеру. Никто не ожидал нападения, хотя всегда были начеку.  Казалось, сами камни несут смертельную угрозу.  Последнее, что видел Сашка – окровавленное и безжизненное тело друга. Он бросился к Петьке, но очередной снаряд ослепил и забрал сознание. Очнулся в госпитале.
- Друг мой, Петька, живой? Он здесь?
Медсестра отвела взгляд. Сашка все понял. Стиснул зубы и сжал пальцы в кулак так, насколько мог на тот момент: скупая мужская слеза медленно поползла по щеке. Он думал: «Как же так, мы ведь с тобой начинали идти дорогою войны… Зачем, зачем ты ушел от меня…». Он понимал, войны без смерти не бывает, но причем тут Петька?! Сашке вдруг вспомнилось, как они пробирались к дороге жизни сквозь «зеленку» (так солдаты называли  посадки деревьев или кустарников), взрывы фугасов… Он мерил войну километрами дней, и несмотря на всю жестокость, Сашкина душа не успела запылиться в злобе.  
…Ранним декабрьским утром в двери дома Ивана и Антониды постучали. Хозяйка открыла и обомлела: перед ней стоял сын. Она бросилась на грудь, заплакала. Сашка произнес:
- Ну, хватит, мам, все хорошо, я вернулся.
Мать оглядела его.
-  Что это ты в фуфайке какой-то потрепанной, будто не из армии, а с войны вернулся… Где твоя парадная форма?
- Мам, да какая разница, в чем домой приехал, главное, вернулся.
Про войну и ранение Сашка ничего не стал говорить. Со временем и сами поймут.
…Шли годы, жизнь Александра Бакаева вернулась в мирное русло. Он старался гнать от себя все воспоминания о чужой войне, но никак не мог забыть Петьку.  
- В бой ведь тоже часто «ходишь» ночами, - произносит Память.
- Случается, - нехотя признается Сашка. – Но лучше такое не вспоминать. Знаешь, после каждого боя в Афгане нам наливали по сто граммов, чтобы легче было пережить смерть друзей. Только они не помогали, а лишь усиливали боль.
- Помнишь, в детстве ты расспрашивал деда Михаила о сражениях, как он дошел до Берлина и расписался вместе с другими на стене Рейхстага… А после Афгана вам уже вдвоем было о чем поговорить.
- Только не мог все деду рассказывать. И права не имел.
- Смерть ведь ходила по пятам. Ты ощущал ее холод у своего виска?
Сашка не хотел говорить на эту тему, потому сидел и молчал, только ветерок играл в шевелюре деревьев. Тогда снова Память нарушила тишину:
 - А помнишь, как встретились с Петькой? Он, оказывается, выжил, только думал, что ты погиб, и винил себя за это.
- В это трудно поверить, но мы оба заблуждались на счет смерти. Обманули, выходит, костлявую.
При этих словах лицо Сашки озарила счастливая улыбка, в глазах заплескалась радость.
А дело было так. Петр Индигаров – однополчанин и закадычный друг Александра Бакаева, не мог жить спокойно, все разыскивал родителей погибшего товарища. А тут появилась передача «Жди меня», он обратился с просьбой: найдите мать друга.
Однажды в доме Бакаевых-старших раздался телефонный звонок. Трубку сняла хозяйка, услышала на том конце провода мужской голос, который интересовался ее здоровьем, спрашивал, не нужна ли помощь в чем-либо.
- Я сочувствую вашему горю, Сашка был моим лучшим армейским другом, мне жаль, что он погиб.
- Кто погиб? – переспросила изумленная Антонида Михайловна, сердце обдало холодком: вроде вчера еще жив был ее Сашка, что могло случиться?
-  Сын ваш, там, в Афганистане… Сам видел, как в него снаряд попал… Меня в госпиталь увезли, а он так и остался там.
- Бог с тобой, мил человек, он жив-здоров, женат, у него семья…
- Так он вернулся домой?! –  радостно закричала трубка.
… - А спустя три дня Петька с женой приехал к тебе на машине из Краснодара. Помнишь, какая трогательная встреча произошла? Вы оба плакали, как мальчишки, размазывая слезы ладошками. А потом вспоминали, вспоминали, вспоминали…
- Скажи, много лет уже прошло, как думаешь, нужна была та война, на которой ты неожиданно для себя оказался? – вдруг поинтересовалась Память.
Сашка тоже над этим не раз раздумывал, но так и не смог до конца понять, стоило ли то, что произошло, жизни молодых парней, которым жить да жить. Тихо произнес:
- В жизни ничего не происходит просто так. Тогда не думали о политике, но знали, наше присутствие в Афгане было связано с ней. Мы же простые солдаты,  выполнявшие приказы командиров… Все, хватит об этом говорить. Ничего изменить уже нельзя, как и вернуть мальчишек, которые погибли там,  на выжженной солнцем земле… Достаточно на сегодня воспоминаний и разговоров.
А ночью он снова не мог уснуть, в полудреме сражался с душманами, терял друга Петьку и казнил себя за то, что не уберег его…

Послесловие
Пройдут чуть более восьми лет после демобилизации Александра Бакаева, который вместо двух, не был дома без малого три года, и последняя колонна советских солдат  пересечет советско-афганскую границу. Случится это 15 февраля 1989-го. В этот же день (по официальным данным) генерал-лейтенант Борис Громов станет последним советским военнослужащим, который переступит Мост Дружбы на границе двух стран. На самом же деле на территории Афганистана останутся наши солдаты и офицеры, попавшие в плен к моджахедам. Останутся до апреля и погранвойска КГБ (Комитет Государственной безопасности – прим. авт.) для выполнения задач по охране советско-афганской границы.
Александру Бакаеву был отмерян не полный век, а только половина. Ему бы жить, внуков растить, правнуков ждать. Но у каждого из нас свой жизненный путь, своя судьба, предначертанная свыше. Александру суждено было побывать на той войне, о которой в Советском Союзе долго скрывали правду. По-другому, видно, было нельзя. Он никогда не любил говорить о том, что с ним произошло: было и было. Но мы не имеем права забыть об этом. Память должна быть священна.

Полет из мира на войну
Любимовскому пареньку – Юрию Долиненко, судьбой было предначертано в одно мгновение попасть из мирной жизни на войну.
Те, кому пришлось пройти дорогами боевых действий, не любят об этом говорить. Но разве можно вычеркнуть из жизни смерть однополчан и радостное возвращение домой.
Юрий Долиненко, как и все его сверстники, считал, армия – хорошая школа жизни, которая в мальчишках воспитывает настоящих мужчин. Почему именно ему выпал Афганистан? Случайность? Предначертание свыше? Разве это имело значение?
- Призвали в 78-ом из Любимовки, - рассказывает ветеран боевых действий. Голос на удивление спокойный, словно и не было в жизни похода «за речку» - так военные называли командировки в Афганистан. – Служил первое время можно сказать на огородах – в Новосибирской области. Мы, конечно, знали про Афганистан, но никто не думал, что нам предстоит на себе испытать, что это такое.
…Юрий вернулся в часть из очередной командировки, а у сослуживцев, как говорится, «чемоданное» настроение.
- Вы куда это сразу все собрались, - шутливо поинтересовался Юра. – Меня с собой возьмете?
- Куда мы без тебя, - заговорили наперебой солдаты. – Иди, собирай вещи, пиши рапорт «по собственному» желанию на выполнение интернационального долга.
- Серьезно? - улыбка слетела с губ, в голове смешались все мысли. Он знал, приказы не обсуждаются. Выбора, собственно говоря, не было.
- Как и разговоров на предмет отказа, - признается спустя десятилетия Юрий. – Мы даже медицинскую комиссию проходили по принципу «солдат всегда здоров и годен». По большому счету, до нас не доходило, что ждет нас впереди. Об опасности, тем более смерти, не думали. Нам и в голову не приходило, что едем на войну. Молодые, что с нас взять?
Матери и родным не разрешили сообщить, что их сыновья уезжают за пределы Советского Союза. Написали просто: длительная командировка в Среднюю Азию. И вдруг девятнадцатилетние парни буквально за считанные часы попадают из мирной жизни  туда, где стреляют и  смерть ходит с тобой в обнимку… Словно машина времени умчала тебя на другую планету. Испугались: куда нас привезли? Что происходит. Все были растерянными, во взгляде – непонимание. Им все еще не хотелось верить в то, что они на войне. Особенно любимовский паренек ощутил ее дыхание, когда повез демобилизованных в аэропорт.
- Один сует мне пачку патронов, другой – гранату: пригодится, мол, - вспоминает Юрий Долиненко. – В тот момент окончательно убедился,  все происходящее не страшный сон, а реальность.
Меня подмывает расспросить его по поводу боевых действий, но Юрий просто сказал: было дело - в нас стреляли, мы стреляли.
…О плохом мальчишки старались не думать, но оно постоянно преследовало их. Только спустя годы,  Долиненко скажет: мне повезло. А сегодня, мысленно проходя боевыми дорогами, уверен: мог остаться там навсегда. Но его смерть обошла стороной,  видно, ангел-хранитель был хороший. Сказала ему об этом.
- Верно, - согласился боец. – Уходя на службу, положил в нагрудный карман мамину фотографию. Она и оберегала меня все годы.
А оберегать было от чего. Юрию не раз доводилось переходить через знаменитый перевал Саланг. Сам он не представлял большой опасности, в отличие от ущелья, протяженностью в четыре километра. Через него в целях безопасности  пропускали только по одной колонне машин в одном направлении. Другая всегда ждала своей очереди и сигнала двигаться. В ущелье от выхлопных газов появлялась завеса, которая тоже представляла угрозу для жизни – вентиляции никакой, кислород не поступает. Для моджахедов – благоприятная обстановка. Впрочем, для них не только горы, но и вся страна – дом родной, а наши мальчишки – чужаки.
- Задержались как-то на перевалочном пункте – одна машина вышла из строя, не заводится, хоть плач, - рассказывает Долиненко. – Долго провозились с ней, а у нас порядок такой был: одного не оставлять. Пришлось заночевать,  утром отправились в путь. А перед нами колонна бензовозов ушла. Старший заметил: «Придется теперь другой очереди ждать…». Подъезжаем к перевалу вплотную, а там машины горят…
Голос Юрия  предательски дрогнул. Стал приглушеннее. Он отвел взгляд – воспоминания давались нелегко. Несмотря на то, что давно демобилизовался, сердце и память не уходят в запас, вытаскивают из глубины души все, что когда-то  встречалось на жизненных дорогах. Смотрела на него с болью: хорошо, он не видел моего взгляда, мысленно был далеко от сегодняшнего дня и меня самой. И все-таки несмело попыталась вернуть его вопросом:
- Все ли вернулись домой?
  Он не слышал. Продолжил говорить, словно для себя самого:
- Нас тогда разбросало по разным точкам,  были разлучены и с другом. Но не раз встречались  на пути к перевалу, знали у кого какая машина. Остановиться и поговорить - возможности  не было, моргнем друг другу фарами – живы. А тут смотрю, колонна идет, а знакомой машины не видно. Спрашиваю на ходу: что-то Вовки Побережного не вижу, что с ним? Мне и сообщили страшную весть: сгорел Вовка в бензовозе…
Тяжелые воспоминания давили грузом. Долиненко снова замолчал, а я не имела права тревожить его воспоминания. Он сам спустя несколько минут заговорил:
- После армии навещал Вовкину мать, она рассказала, что гроб был совсем легкий, видно, только форма солдатская и лежала, запаянная в цинк.
Юрий вздыхает, отводит взгляд, плечи опустились… Он был само выражение скорби. Будто  виноват, что повезло вернуться домой ему, а не Вовке… Светлая ему память… И всем, кто погиб под жарким солнцем Афганистана.
…Армия… В те годы она на самом деле была школой. Порой суровой, заставляющей рано взрослеть мальчишек, только что улетевших из родительского дома. Особенно тех, кто попадал в «горячие» точки, где один день стоил целой жизни.
- Мне вспоминается случай, когда в Афганистане, спустя какое-то время, пришлось встречать в аэропорту пополнение, которому тоже выпала судьба стать воинами-интернационалистами. Смотрю на них: испуганные, нахохлившиеся, растерянные… Совсем еще дети. Между нами разница в возрасте полтора года максимум. И целая жизнь. Эх, думаю, что же делать-то будете? Потом себя вспомнил, успокоился: здесь быстро научат быть осторожным, не думать о плохом, мечтать о  доме, верить в себя…
- А письма часто домой писали?
- Нет. Нечего было писать. Матери сообщал: отдыхаем, едим фрукты, загораем… Разве напишешь ей, как горят машины вместе с солдатами,  что стреляют…
А материнское сердце места себе не находило. Мать не могла спать ночами, все молилась, чтобы сын вернулся. И вымолила.  Вернулся. Заходит во двор, а она сено несет в сарай, увидела Юру, ноги подкосились, слова сказать не может, только губы неслышно шепчут: сынок, живой… Подхватил ее на руки, так в дом и занес.
- Легко ли было возвращаться в мирную жизнь?
- Старался не думать о том, откуда вернулся, - признается Долиненко. – Было приятно не ощущать тяжести автомата, с которым не расставался ни днем, ни ночью. Но честно скажу, его долгое время не хватало… Отдыхать было некогда, мать нас троих одна воспитывала, брат младше меня на семь лет – надо помогать.
…Прошли десятилетия. Давно зажили раны у всех, кому довелось пройти  дорогами афганской войны. Только душа по-прежнему болит.
- Другой раз забудешь все, как страшный сон. А то, как всплывет.
Мы рассматриваем старые пожелтевшие от времени фотографии. Вот каркас сгоревшего автомобиля, перевал Саланг… Юрий, глядя на снимки,  ведет неторопливый рассказ:
- Впервые увидел горы. Красиво. И опасно. Первый раз наблюдал, как облака плывут не над головой, а под ногами – перевал расположен на высоте четыре тысячи километров над уровнем моря.
Рассматриваю  какой-то палаточный городок.
- Здесь мы жили, неподалеку располагался разрушенный дворец амина. Днем нестерпимо палило солнце, ночью – прохладно. Температурные перепады сильно ощущались.
- Не страшно было жить в палатках? Неужели ни разу не нападали на ваш «городок»?
- Было дело. Однажды в часть пришли незваные гости, но сами себя и выдали. Снайпер моджахедов «снял» часового, разведка об этом инциденте доложила в штаб, прилетели вертолеты, «отутюжили». Потом караул усилили… Главное, в любой ситуации голову не терять.
Вместе с фотографиями Юрий Долиненко хранит несколько медалей, письма, которые писал матери. Лежит и архивная справка, подтверждающая, что рядовой Юрий Степанович Долиненко действительно проходил службу в части № 60, Афганистан, Кабул, штаб 40-й армии…
Жена Юрия – Светлана, утверждает: муж не любит рассказывать о том, что было в его жизни во время службы, все воспоминания, связанные с Афганистаном, болезненны.
- Сын гордится отцом, - делится Светлана. – Ему тоже предстоит испытать, что такое армейская жизнь с отбоями и подъемами. Как мать, беспокоюсь, но положительно отношусь к этому: надо.
…Не всем выпало счастье вернуться домой, а те, кто остался жив, никогда не забудут своих друзей.
- С высоты прожитых лет скажите, была ли на самом деле необходимость вводить советские войска на территорию Афганистана? – спрашиваю у Юрия, заранее предполагая, что услышу в ответ: зря все это власти затеяли, не стоило такое решение жизни молодых парней. Но Долиненко неожиданно ответил совсем не так, как ожидалось:
- Я присягу  принимал служить Родине. И потом, если бы не пошли на такой шаг, нас опередили бы американцы, расположили бы военные базы на границе с Таджикистаном – а это был Советский Союз. Потому, мы в любом случае  в первую очередь защищали свою страну и свой мир. Что бы там ни говорили.

В Шинданте все спокойно
Анатолия Половкина призвали на службу в армию в 87-ом,  воинскую присягу  принимал в Самарканде, а спустя три месяца после прохождения курса молодого бойца отправился выполнять интернациональный долг в Афганистан.
Анатолий один из тех, кто никого не хочет пускать в свои воспоминания, да и сам старается забыть все, но вычеркнуть из памяти  те годы не получается. Как бы он ни старался.  Мне хватило нескольких минут разговора с ним, чтобы понять: боль, как заноза, засела глубоко в сердце и никаким инструментом ее оттуда невозможно выдернуть. Он сказал:
- Ничего особенного не происходило, мы просто обеспечивали безопасность полетов.
Анатолий служил в отдельном батальоне связи, дислоцирующемся на аэродроме г. Шиндант.  Он не попал  в самый разгар военных действий, но ему никто не гарантировал  жизнь. Душманы могли в любой момент забрать ее, а Половкина отправить на Родину грузом 200.  Анатолий такие предположения не комментирует, мол, думайте, что хотите, а я на эту тему разговаривать не буду.  Лезть в душу к человеку, которая находится за семью замками, бессмысленно. Можно довольствоваться только тем, что он посчитал нужным сказать. Он еще обмолвился, что ездил на границу за техникой. Была ли в этом опасность? Анатолий не утверждает, но и не отрицает, просто говорит:
- Нас всегда сопровождали спецназовцы и вертолеты.
Каждый здравомыслящий человек понимает: от нечего делать не будут организовывать такое сопровождение. Но те, кто прошел боевыми дорогами, перенес серьезные испытания, не станут об этом говорить. Мне хотелось  узнать как можно больше информации о том месте, где  проходила служба Анатолия. Оказывается в Шинданте в горах такие ущелья, что в них прятались крупные военные базы моджахедов. Они знали все тропинки, всегда занимали господствующие позиции.
- Это верно, - подтверждает Анатолий. – С нами рядом автомобильный батальон стоял, так его часто обстреливали.
- А вас? – неожиданно спрашиваю у Половкина в надежде услышать какую-нибудь историю. Но Анатолий поспешно произнес:
- Нет.
Слишком поспешно, чтобы казаться правдой. Больше он не сказал ни слова, замкнулся, отвел взгляд куда-то в сторону. А мне в это время вспомнился другой разговор, когда мальчишка, вернувшийся из «горячей» точки, сжав пальцы в кулак так, что костяшки побелели, сказал:
- Что вы можете знать о войне?!
 Сказал шепотом, но он был громче крика. Вот и Анатолий больше не проронил ни слова. Но документы не молчат. Они говорят о том, что в конце января 89-го, буквально перед выводом советских войск из Афганистана, моджахеды начали массовое минирование местности. Обстановка в гарнизоне становилась все более напряженнее и опаснее. Люди гибли, подрываясь на фугасах. Во время очередного обстрела городка взрывной волной был сброшен с брони бронетранспортера капитан, который от полученных травм скончался… А по словам Анатолия Половкина на аэродроме в Шинданте было спокойно.

Красная Звезда. Посмертно
Абдыкарым Кунушпаев за мужество и отвагу награжден орденом Красной Звезды. Посмертно.
Сергеевский паренек Абдыкарым Кунушпаев  из простой рабочей семьи мечтал  о профессии военного. Возможно, на выбор повлияли фильмы, которые рассказывали о тех, кто защищал Родину. Одни «Офицеры» чего стоят… Как бы то ни было, но мечта стала реальностью: родители удивлялись настойчивости сына, а потом гордились тем, что он  добился поставленной цели.
Кадровый офицер честно выполнял свой долг, не прячась за спины солдат.  У него появились новые мечты, он верил в свою счастливую звезду и не думал, что кто-то сможет помешать ему. Но в  январе 85-го судьба повела его по скалистым  дорогам Афганистана.  Абдыкарым принял все как должное. Старший лейтенант, командир инженерно-саперного взвода  Кунушпаев не раз принимал участие в боевых операциях. Он понимал, сапер не имеет права на ошибку, которая может дорого стоить. Тем более, когда ты не один. Беда обходила стороной – ангел-хранитель оберегал его. Но однажды с ним что-то случилось – ангелы тоже могут отлучаться по своим делам. Произошло это 12 июля 85-го. В тот день группа саперов со своим комвзвода вела разминирование входа в ущелье Панджшер. Под постоянным обстрелом саперы медленно продвигались вперед, расчищая дорогу от мин. На одном из участков был обнаружен большой мощности фугас. Во время обезвреживания один из солдат оказался ранен – шальная пуля выбила его из строя. Старший лейтенант бросился на помощь.
- Держись, не закрывай глаза, я сейчас, потерпи немного, - уговаривал.
Он поднял паренька и медленно понес его в безопасное место, но моджахеды не дремали: прицел, выстрел и советский офицер  падает, словно в замедленной съемке. К нему бросились остальные саперы, перевернули на спину.
- Командир! Командир! Сейчас, сейчас, мы быстро…
Но не успели. Сердце остановилось, чтобы  продолжило биться у других.  Абдыкарыму только четверть века исполнилось. Да и в Афганистане он был меньше  пяти месяцев, но хватило одного мгновения, чтобы шагнуть в вечность.
… Прошли годы, имя  сергеевского отважного офицера живет в  памяти людской, а на стене здания Сергеевской школы висит Мемориальная доска в честь героя-выпускника.

«Видно много белой краски у войны…»
Свое  пребывание в Афганистане сержант запаса Юрий Планитко охарактеризовал коротко: «Залезли туда, куда нас не просили».
Он имеет полное право на такое умозаключение. Спустя десятилетия легко рассуждать о том, какую роль играли советские солдаты на чужой афганской земле – историю не перепишешь, погибших мальчишек не вернешь. А тогда… Матери со страхом и болью в сердце провожали в армию сыновей. Несмотря на то, что официально нигде не писали о том, что происходит в Афганистане, но земля слухами пользуется. И когда переставали приходить письма, сразу думалось о плохом, даже если солдат был на обычных учениях.
Юрию судьба уготовила серьезные испытания.
- Нас никто не спрашивал, хотим ли мы выполнять интернациональный долг, защищая население Афгана, - произносит солдат, отводя в сторону взгляд. – Приказы, как известно, не обсуждаются.
Юрию повезло. Несмотря на то, что судьба отправила его под пули, он у нее же вытащил счастливый билет на жизнь. Что ему пришлось пережать в далеком и чужом краю, одному Богу известно. Сам же он говорить об этом не испытывает большого желания – воин-интернационалист скромен и немногословен. Правда, случайно обронил, что память часто возвращает в Кабул. Что же касаемо разговоров, даже в тесном мужском кругу, где время от времени всплывают рассказы из армейской жизни, тему своего пребывания «за речкой» Планитко старается не затрагивать: воспоминания не радужные.
- Там не было линии фронта, - объясняет Юрий. – Потому никто не знал, где его подстерегает опасность.
Попыталась дернуть за эту ниточку. Интересно, подстерегала ли Планитко опасность? Наверняка. Но он молчал, не признавался, что риск попрощаться с жизнью был велик. Говорит о других:
- Тем, кто часто ходил на операции, досталось… Всегда кого-то теряли.
Уверена, ему тоже приходилось хоронить друзей. Не случайно, его голова совсем седая, хотя до старости далеко. Видно, много белой краски у любой войны, на всех хватает.
О том, что в Афганистане было не все так просто, говорит и еще один факт.
- Помню, когда в Чечне начались боевые действия, одна женщина сказала: надо посылать туда тех, кто в Афгане был. Они уже привыкли к войне, - тихо и с болью произносит Юрий. – Разве можно к такому привыкнуть.
Вот и весь разговор. В душу к нему лезть не хотелось, видно, не готов он еще обнажить кровоточащие раны, да и просто раскрывать ее. Может, и правильно.
Честно признаюсь, не надеялась  еще услышать от него какие-нибудь признания. Но за чаем он вдруг заговорил. Негромко, с болью:
- Бывало, по глупости гибли… Ночью мимо нас колонна прошла и за поворотом остановилась.  С товарищем в это время дежурил на КПП (контрольно-пропускной пункт – прим. автора).  Еще до подъема на другом конце Кабула запел мулла – начинался намаз. Пение слышалось так, словно человек находился неподалеку. Там ведь дома невысокие, акустика на рассвете хорошая. Вышли с напарником на улицу. Вдруг хлопок, вспышка и снаряд попадает  в забор, сделанный из булыжника: высота метра три и ширина полтора. Так от него на протяжении нескольких метров ничего не осталось… И солдат тоже погиб.
Вот и все. Вроде и боевых действий не было, а мальчишка расстался с жизнью. А сколько их вот так полегло…
В комнате воцарилась тишина. Только слышно, как секундная стрелка четко отсчитывает время – тик-так, тик-так… Юрий сам нарушил молчание:
- Бедность у них там была. Мы местных пацанят тушенкой да сгущенкой подкармливали. Они постоянно крутились возле нас. В ветхой одежонке, босоногие… Жалко их было.
Только вот солдат никто не жалел. Они даже спустя много лет так и не могут понять, что и от кого защищали. В Великую Отечественную все было ясно: вот он враг, его нужно гнать с родной земли. А там «братский» афганский народ подстерегал интернационалистов повсюду. И жалость в их сердце отсутствовала.
- Радовались, когда пришло время покидать Афганистан? – поинтересовалась у Юрия, заранее предполагая ответ. Но ошиблась.
- У меня было двоякое чувство. С одной стороны хотелось побыстрее домой, с другой – необъяснимая вина в душе: ты уезжаешь, а они остаются.
И еще один вопрос буквально слетел с губ:
- Страшно было?
- Мы старались об этом не думать…
Прощаясь с Юрием, услышала едва заметный вздох облегчения: наконец-то все разговоры позади. А у меня появилось, как говорят, угрызение совести за то, что заставила Планитко погрузиться в те воспоминания, которые болью лежат на сердце.